С глубоким прискорбием сообщаю, что 15 ноября ушла из жизни одна из наших любимых учительниц бывшей Советской средней школы Римма Николаевна Цагарова.

Искренние соболезнования родным, близким и знакомым.

В 70-80-е годы прошлого века одной из визитных карточек Советского (ныне Шатойского) района была секция тяжелой атлетики и штангисты, становившиеся победителями и призерами крупных всероссийских и всесоюзных соревнований. Секция была создана в середине 60-х друзьями – энтузиастами спорта Баудом Ахмадовым и Евгением Петровым.

Евгений Олегович Петров был не только хорошим спортсменом, но и потомственным педагогом и музыкантом. В те же 70-80-е он работал в Советской средней школе учителем пения и физкультуры. Также, в этой школе работали его отец – учитель пения Олег Николаевич Петров и мать – учительница немецкого языка Александра Михайловна Свиридова.

К сожалению, Евгений Олегович Петров ушел из жизни 11 ноября 2016 года, оставив после себя добрую память и прекрасное потомство. Он души не чаял в своем внуке Алексее Шевченко, которого воспитывал сызмальства. Благодаря деду Алексей стал отличным спортсменом, победителем разных турниров и участником первенства России по тяжелой атлетике. В то же время, юноша не зацикливался на спорте, хорошо учился и старался постигать разные области естествознания.

В настоящее время Алексей является студентом Краснодарского высшего военного авиационного училища летчиков им. А.К.Серова (КВВАУЛ) и уже успел там заявить о себе. Будучи членом Военно-научного общества КВВАУЛ, он вместе с товарищами создал уникальный тренажер для обучения летчиков.

Хотя эту работу делала команда, именно Алексею принадлежит главная идея, под которую он написал программу. В этой тяжелой работе ему, как никогда, пригодились те качества, которые когда-то заложил в него дед Евгений Олегович Петров. А именно – сильный характер, когда после неудач не опускаешь руки, а, напротив, стиснув зубы утраиваешь усилия для достижения цели.

И результат не заставил себя ждать. В конце августа в г.Кубинка Московской области прошел Международный форум “Армия 2020”, где был представлен тренажер, созданный Алексеем и его друзьями. Он вызвал большой ажиотаж и был признан перспективным. Дело в том, что подобные тренажеры занимают площадь до 100 кв.м. и стоят около 100 млн.руб. А детище краснодарских студентов является мобильным, легко складывается и перевозится и, что немаловажно, стоит всего около 300 тысяч рублей.

Для реализации всего проекта Алексей Шевченко и команда создателей уникального тренажера нуждается в спонсорах. Мы надеемся, что бизнесмены заинтересуются этим тренажером, которые многие командиры на Международном форуме признавали очень востребованным.

Со своей стороны поздравляем Алексея Шевченко с замечательным достижением и желаем дальнейших успехов теперь уже на научной стезе.

#gallery-1 { margin: auto; } #gallery-1 .gallery-item { float: left; margin-top: 10px; text-align: center; width: 33%; } #gallery-1 img { border: 2px solid #cfcfcf; } #gallery-1 .gallery-caption { margin-left: 0; } /* see gallery_shortcode() in wp-includes/media.php */

Билал Сапаев слева

-Люди говорят: «Этот человек крепче железа», – начал Ибрагим. – Но это же значит сравнивать несравнимое. Железо – мертвая материя. Его хоть руби, хоть пробивай пробойником – оно ничего не чувствует. А вот человек может ощущать невыносимую боль и всё же терпеть, как железо. Хотите, расскажу вам о человеке, который был крепче железа?

-Пожалуйста, – попросил я.

-Это было в сентябре 1942 года. Наш 225-й Чечено-Ингушский кавполк отражал яростные атаки немцев на подступах к Сталинграду. Стояли мы на высотке близ села Харготы. Большое село Тундутово было уже занято фашистами, но сплошного фронта здесь еще не было.

Командир эскадрона старший лейтенант Дзабиев получил задание – провести в районе Харготы разведку боем. Это был храбрый, волевой командир, по национальности осетин.

Разведка боем опасна и часто требует много жертв. Выступать предстояло за два часа до рассвета.

Еще с вечера комэск включил в разведотряд  лучших бойцов полка. Я был в то время комиссаром батареи минометчиков. Из моей батареи Дзабиев выделил целое отделение и поручил командовать им лейтенанту Мухтару Льянову.

Откровенно говоря, мне это не понравилось. Льянов был безумно храбр, но порывист и легко мог погубить моих лучших бойцов. Я решил сам идти со своим отделением, чтобы в случае нужды удержать Льянова от неосторожного шага. Секретарь партбюро полка политрук Билал Сапаев спросил меня:

-Ты не идешь, Ибрагим, на операцию?

-Иду, – ответил я.

-Тогда и я иду с вами.

-А комиссар разрешит?

-На такое дело комиссар полка всегда даст согласие, – ответил Билал.

Вечером отряд сосредоточили в траншее, расположенной поближе к фашистским окопам. Справа и слева от нас должны были наступать две стрелковые роты.

Ночь была хмурая. Ежась от сырого холода, бойцы покуривали и тихо беседовали о всякой всячине. Не говорили только о предстоящей атаке. Последние часы перед боем всегда тянутся нудно и нестерпимо долго. За час до атаки туманное небо несколько рассеялось, но сделалось как будто еще темнее.

Передали команду приготовиться. Атака началась без артподготовки и сигнальной ракеты.

Пять ноль-ноль утра… Первым на бруствер из окопа выскочил старший лейтенант Дзабиев.

-За Родину! Вперед! – негромко скомандовал он, обернувшись.

Дружно поднялись бойцы из траншеи. Вдоль окопов ширился неясный гул. Поднялись и соседние роты. Держа винтовки и автоматы наперевес, бойцы молча бежали вперед.

Но противник словно ожидал нас. Ливень трассирующих пуль всполохами осветил ровное поле калмыцкой степи. Загрохотали вражеские пушки и минометы. В ответ заработала наша артиллерия, перенося огонь всё дальше и дальше в глубь эшелонирования противника. Лейтенант Льянов с отделением сразу вырвался вперед, и я его потерял из виду.

Из чувства локтя атакующие кричали и подбадривали друг друга:

-Во, Ахмет! Не отставай! Муса, где ты?..

А соседние русские стрелковые роты бежали вперед молча, дружно и грозно…

-Оздоев, держись за меня! – время от времени кричал мне бегущий впереди политрук Сапаев.

До вражеских окопов было метров четыреста. Но мне казалось, что бегу я чуть ли не час. На боку неудобно болталась сумка с полудюжиной гранат Ф-1.

Уже у самых наших окопов мы несли потери. Впереди неумолчно трещали пулеметы и автоматы. То там, то здесь с оглушающим металлическим гулом рвались мины и снаряды.

-Дзабиев убит! Командир убит! – пронеслось вдоль нашей неровной цепи. Некоторые замедлили бег.

-Товарищи! Слушай мою команду! Вперед, за мной, кIентий! – зычным голосом закричал Сапаев, приняв командование на себя. Для верности повторил приказ по-чеченски.

Справа вспыхнуло и разлилось вширь могучее «ура» атакующей стрелковой роты.

Бойцы нашего полка подхватили:

-Урра! Же яма, кIентий! Же яманаш!

Впереди неясная бугристая полоса. Вражеские окопы. Словно каменный град по железной крыше загрохали наши гранаты в траншеях противника.

Беспрерывный, оглушающий треск ружей и автоматов. Яростные крики, проклятия, лязг стали, стоны… Фашисты неясными тенями выскакивали и бежали назад, ко второй линии траншей…

Наступающие разбились на разрозненные группы. Впереди зачернела вторая линия.

Неожиданно с флангов перекрестно ударили пулеметы противника. Усилился автоматный огонь спереди. Вой и грохот мин слились в сплошной громоподобный гул.

-Ложись! – скомандовал Сапаев.

Отряд залег и открыл ответный огонь.

Фланговый огонь противника оказался для нас губительным. Рои трассирующих пуль вылетали из огневых точек, как искры от точильного камня. Поле было чистое, ровное. Даже лежа мы несли потери.

Огневые точки врага выявились…

Через полчаса Сапаев дал приказание отступать перебежкой. Чуть приподнявшись на локте, он наблюдал за отходом. Большая часть бойцов отряда понемногу уже отошла. Но сам политрук медлил. Вокруг него оставались бойцы Яхиханов, Муса (фамилию его я не помню), младший лейтенант Донцов и я. Уже светало.

И вдруг Сапаев сказал:

-С отрядом, ребята, в порядке. Я ранен. Если сможете, попробуйте вынести меня до занятых нами окопов. А там видно будет…

-Тяжелая рана? – с тревогой спросил я.

-Колено разбито…

Сказал он это просто, словно дело шло о разбитой рюмке. Мы посоветовались. Особенно мешал нам обстрел с флангов. Решили, что я и Муса постараемся ползком добраться до фланговых огневых точек и закидать их гранатами.

В случае прекращения огня хотя бы на короткое время Донцов и Яхиханов должны были вынести Сапаева на скрещенных руках – «санитарном кресле».

Полз я довольно долго. Вскоре на левом фланге, куда направился Муса, послышались взрывы гранат. Вслед за ними бросил Ф-1 и я. Вряд-ли они причинили фашистам вред: в предрассветной белесой мглебыло еще плохо видно. Но пулеметы все-же замолчали. Положившись на волю судьбы, я встал во весь рост и со всех ног бросился догонять уходивших товарищей. Задыхаясь от усталости, Донцов и Яхиханов почти бегом несли раненого политрука. Вскоре нас догнал и Муса.

И только мы остановились, чтобы сменить Донцова и Яхиханова, как снова заработал вражеский пулемет.

Мусу убило наповал. Упал и смертельно раненый Донцов. Сапаева ранило в ягодицу, пуля вышла в бедро.

У Яхиханова была прострелена кисть руки. От нестерпимой боли, сжав раненую руку, Яхиханов застонал, запрыгал на месте.

Лежа на животе, Сапаев сказал ему с укоризной:

-Ложись, пока вторую пулю не схватил!

Я подполз к Сапаеву и лоскутом, оторванным от рубахи, туго перевязал бедро. Повыше раздробленного колена наложил жгут.

Сам Билал тем временем скатал в ладонях два тряпичных шарика и заткнул ими кровоточащее отверстие новой раны, полученной им в плечо.

-Ну, Ибрагим, – сказал он мне, – видно, не суждено мне больше видеть Шатоевские горы. Дай мне автомат и уходи с Яхихановым. Помогай ему.

Жаль мне было этого человека. Его так любили бойцы и командиры нашего полка.

-Нет, – ответил я. – Тебя я не оставлю. А Яхиханову надо как можно скорее ползти.

-Я вам приказываю оставить меня и уходить!

-Билал, не будешь же ты стрелять в меня за неисполнение приказа?

Билал засмеялся.

-Ползи тогда ты, Яхиханов.

Поддерживая раненую руку другой рукой, упираясь локтями в землю, Яхиханов пополз.

Я взвалил Сапаева на спину и тоже пополз вслед, волоча за собой два довольно тяжелых автомата ППД.

Над самой головой беспрерывно свистели и пели очереди автоматных пуль.

На поле боя то здесь, то там лежали тела наших товарищей. С Билалом на спине прополз я метров сто.

-Стой. Тяжело тебе… Дай-ка я сам попробую…

Ползли опять, пока политрук не выбился из сил. Снова взял его на спину. И ползли, ползли…

Мгла рассеялась совсем. Стало светло. Длинная пулеметная очередь. Я почувствовал ожог в икре левой ноги. По всему телу пробежал жар, словно я хватил стопку спирта.

-Стой, Ибрагим, – глухо промолвил Билал.

-Что ?

-Доехали. Еще раз меня ранило. В поясницу … Пуля пересчитала ребра и вышла…

Билал рванул ворот гимнастерки. Из раны хлестала струя крови.

Ни одного звука, похожего на стон, не издал этот человек. Деловито закрутил шарик из тряпицы и заткнул отверстие.

-Ну, Ибрагим… уходи. Тащить меня уже бесполезно. Не выживу…

-Теперь, Билал, если бы и захотел, я не смогу уйти. Я тоже ранен, ответил я.

-Ты это серьезно? Обманываешь?

-Вполне серьезно. В ногу ранен…

Некоторое время Билал молча лежал и тяжело дышал.

-Ну, что-ж. Умрем, как подобает коммунистам и мужчинам, – сказал он. – Патронов много у тебя?

-Полдиска будет.

-И у меня. И то дело. Даром не умрем. Давай мой автомат.

В четырех шагах мы заметили неглубокую колею, проложенную машинами. Десять минут понадобилось нам, чтобы добраться до нее.

-Ах, Шатой, Шатой! Не придется больше тебя видеть, – вспоминал политрук свое родное горное село.

На фронт Билал пошел добровольно, он был председателем райисполкома одного из районов.

Фашисты повылезали из окопов. Оббирали трупы. Время от времени слышались хлопки выстрелов – это добивали наших раненых. Я взялся за автомат.

-Погоди, – остановил меня политрук. – Рано или поздно они к нам подойдут. Успеем.

Мы застыли без движения. Группа из семи-восьми фашистов приближалась. Билал подтянул свой автомат.

-Пора, – тихо проговорил он.

Я подготовился.

-Огонь!

Разом ударили наши автоматы. Из группы не убежал ни один.

В пылу боя мы не заметили, как расстреляли все патроны. Минут пять на поле стояла неприятная тишина.

И вдруг небо словно ахнуло. В ста метрах в стороне от нас земля поднялась от рвущихся снарядов и мин. Тучи пыли и песка закрыли все поле. Три, четыре, пять минут… Обстрел прекратился также внезапно, как и начался.

Из окопов вылезло с полсотни фашистов. Разбившись на группы, они направились к месту разрывов. Одна группа двигалась прямо к нам.

-Ибрагим, поищи… Может найдется несколько патронов в карманах?

-Нет, Билал. Только одна «лимонка» у меня осталась.

-Вложи капсюль и дай ее мне.

Я вставил и, не отнимая большого пальца от головки, передал гранату Билалу. Стоило поднять палец – и граната через две секунды взорвалась бы.

Билал поднес гранату к лицу и внимательно осмотрел ее.

-Ибрагим, – сказал он мне раздумчиво, – человек родится один раз и умирает один раз. Нам отсюда не уйти. Ты видишь группу? Эти к нам идут. Ты не возражаешь, если я эту гранату между нами взорву.

Конечно, человек никогда не расстается с жизнью легко. В беспрерывных боях мы ежедневно видели смерть товарищей. В этих условиях человек привыкает к возможности гибели и страха перед смертью уже не чувствует. А когда воин знает, что гибнет за Родину, то принимает смерть спокойно.

И я просто сказал политруку:

-Делай, как хочешь…

Билал опять повертел гранату в руках. Даже чуть пошевелил пальцем на головке капсюля. Поднял глаза… Группа фашистов была недалеко. И сказал мне:

-Ибрагим, они наши заклятые кровники. Возьмем за себя еще по одной вражеской крови?

-Давай…

Враги были совсем близко. Билал оперся на левый локоть, с усилием приподнялся. Лицо его перекосилось от невыразимой боли… Кинул гранату…

Результатов взрыва я не видел. Автоматная очередь… Успел заметить красное отверстие на лбу Билала, когда голова его склонялась к земле…

Очнулся я в каком-то сарае на хуторе около села Тундутово. Со мной было еще пятеро раненых. По-видимому, брошенная фашистами граната сорвала у меня с головы каску. Осколочек стали с пшеничное зерно, засевший у меня в лобной кости, вытащил один из друзей по несчастью, находившийся в сарае. Он же сообщил мне, что с поля боя в сарай нас перенесли наши санитары, но хутор уже заняли фашисты. Я был в плену…

О кошмарных днях плена тяжело вспоминать. Много раз я жалел, что не умер рядом с человеком железной выдержки – секретарем партбюро 255-го кавполка Билалом Сапаевым. Он заслуживал посмертного ордена, но их в те дни давали скупо.

Материал для газеты предоставлен дочерью Билала Сапаева.

Билал Сапаев

Несколько лет назад, так называемые «черные копатели» нашли на месте Сталинградской битвы этот солдатский котелок. На нем штык-ножом были вырезаны имя и дата – «Алаудин Малцагов. с.Шатой Шатоевского района, 05/09/1942г.» . Брат одного из «чернокопателей» заинтересовался этой надписью и начал искать Шатой на карте СССР. Узнав, что это село в Чеченской Республике, он позвонил в республиканское правительство, те перенаправили его в районную администрацию и, в конце-концов, он вышел на родственников этого солдата. Хотелось бы выразить огромную благодарность этому человеку, который потратил столько времени и сил, чтобы донести эти сведения и вещи до родственников погибшего солдата.

Ну, а кто же Алаудин Малцагов? Это родной дядя по отцу знаменитого чеченского артиста, бывшего ведущего танцора государственного ансамбля «Вайнах», ныне руководителя московской школы искусств имени Махмуда Эсамбаева, народного артиста России, моего троюродного брата Докку Мальцагова. Алаудин ушел в Красную Армию со своим братом (моим дядей) Абумуслимом Дурдаевым. Оба они погибли в один год, но на разных фронтах.
Дала геч дойла царна массарна.

Абумуслим Дурдаев (Абдулаев)

Умаров Хамид Умарович родился в 1916 году в высокогорном селении Химой, расположенном на правом берегу реки Шаро-Аргун. Хамид рос в многодетной семье, у него было пять братьев и три сестры.

О своем детстве Хамид вспоминал: «Наше село было окружено различными хуторами, летом мы жили в Химое, а на хуторе Ангучи зимовали, куда угоняли скот, где хранился заготовленный покос… В горах на красивой поляне находились двенадцать каменных сидений, их занимали во время собраний главы наших двенадцати тейпов (тукхумный совет). Почитали наши обычаи, за километр от села слезали с коня и садились на него на таком же расстоянии… Не разрешали нашим девушкам ходить без платка и препятствовали тому, чтобы они уходили замуж в другие села… Мать учила быть религиозным». Отец Хамида, Умаров Умар, был богобоязненным и глубоко верующим человеком, что, видимо, и явилось поводом для его ссылки в 1925 году в Магадан, где он и скончался. В этот период было сослано немало представителей духовной интеллигенции чеченского народа.

В Химое Хамид получил среднее образование, позже преподавал в начальных классах, а с 1934 по 1940 гг. работал секретарем сельского совета Химоя. Был женат. 7 февраля 1940 году призван на службу в ряды Советской Армии.

Во время войны в бою (в Полтавской области на Украине) Хамид получил тяжелые осколочные ранения. Истекающий кровью, он подполз к дереву и потерял сознание. Ему не суждено было умереть так рано: нашлись добрые люди, которые отнесли его в безопасное место и выходили.

В 1941 году Хамид попадает в немецкий плен. Он знал, что после плена в СССР ему грозит либо расстрел, либо лагерь. Ему удалось вырваться из фашистского лагеря. Он прошел через Германию в Италию, а потом в Австрию. Хамид вспоминал: «Будучи в Австрии, я работал у богатого крестьянина. Он прятал меня от англичан, которые хотели всех «перемещенных лиц» выдать Советам. Я хорошо трудился, хозяину я очень понравился. Он мне предложил навсегда остаться у него и жениться на его дочери. Но я не смог пойти на это».

В 1945 году ему чудом удалось спастись от расстрела, организованного Сталиным. По Ялтинскому соглашению, союзники выдворяли в СССР «русских». Английскому офицеру Хамид сказал, что он турок. Офицер спросил, как по-турецки будет вода, хлеб и еще что-то. Хамид ответил «су», «чурек» и все остальное, и офицер поверил словам, которые почти одинаково прозвучали на чеченском и тюркском языках.

Позже Хамид попал в турецкий лагерь, где встретил свою будущую жену, карачаевку Беллу. Сам он об этом вспоминал так: «В лагере я встретил Беллу. Она мне очень понравилась. Я договорился с нею и ее матерью, что я ее «украду», так и сделал. Но нас нашли ее братья и грозились расправиться со мной. Белла заявила им, что она моя жена и меня не покинет. Ее братья не хотели, чтобы их сестра вышла замуж за чеченца». Будучи турецким подданным, он получил фамилию Озбек. Спустя более 10-ти нелегких лет, прожитых в Турции, Хамид перебирается в США.

Салаудин Гугаев, Хамид Умаров – одни из первых чеченцев, осевших в США. Вместе с ними перебрались еще несколько ингушей, бывших участников ВОВ из числа пленников вермахта – всего 17 человек. В разные годы пустили корни на земле Колумба потомки чеченцев, выселенных царским правительством в Османскую империю еще в 1865 году и позднее расселившихся в Сирии, Иордании, Турции.

Здесь, в США, Х. Умаров активно занимается общественно-политической деятельностью, встречается с конгрессменами, с президентом США Р. Рейганом, отстаивает интересы чечено-ингушской диаспоры в Америке. Вместе с Салаудином Гугаевым и другими товарищами – вайнахами, другими кавказцами, русскими, украинцами, поляками и евреями они устраивали марши против войны в Чеченской Республике, призывали к демократии на пикете перед Российским посольством, вели общественную работу по разрешению трагедии, постигшей чеченский народ, помогали гуманитарной помощью пострадавшим в ходе военных действий и всячески старались разделить горе и боль своего народа.

В середине 70-х годов в Нью-Джерси, в городе Паттерсон, расположенном в 30-ти км от Нью-Йорка, на собранные средства вайнахской, карачаевской, балкарской, дагестанской, адыгской и других диаспор было приобретено здание, переоборудованное в Центральную северокавказскую мечеть. Финансовый вклад сделала и королевская семья Саудовской Аравии. На прилегающей к мечети территории нашлось место и для небольшого кладбища, а также гостиницы для приезжих. Учредителями этой мечети стали Салаудин Гугаев, Хамид Умаров, а также двое представителей диаспоры карачаевцев и один представитель дагестанской диаспоры. За религиозность родные и знакомые называли его Абдул-Хамидом. Будучи одним из «патриархов» вайнахской диаспоры в США, для Умарова Хамида было неприемлемо разделение чеченцев по тейпам, разделение вайнахов на чеченцев и ингушей. «Это одно целое – единый народ, а разделяют нас для того, чтобы легче было властвовать и уничтожать нас по одному, как псов, возвышая одних и ущемляя других», – говорил он.

В суровые годы депортации многие вспоминали, что чеченцы, осознавая себя единым народом перед общим горем, были близки и тверды, как никогда, быть может, такими же узами братства и сострадания скреплены между собой и представители вайнахской интеллигенции, и всей северокавказской диаспоры в целом, проживающей в Америке.

Хамид Умаров и Салауди Гугаев – первые чеченские поселенцы в Америке

Хамид прожил нелегкую, но вместе с тем и счастливую жизнь. Он был счастлив рядом со своими верными друзьями, со своей любящей семьей. У него было два сына, две дочери, внуки. Но для него вся северокавказская диаспора была огромной семьей. Главной мыслью его постоянного ожидания было желание вернуться домой. Он был готов ждать всю свою жизнь встречи с родиной, терпеть утраты и лишения ради этого момента счастья.

Умарова Хамида не стало в июле 2008 года. Известный этнограф Я. Чеснов писал о Х. Умарове: «Характеризуя больше всего основное качество его личности – верность самому себе, которая стала основой верности родному селу, своему народу, гуманистическим принципам, – никогда Хамид не выпячивал свое «чеченство», и в этом он самый настоящий чеченец. Гражданин мира».

Незадолго до смерти Хамид хотел приехать домой, но, будучи в преклонном возрасте, он не смог бы вынести длительного перелета. Так и суждено было настоящему патриоту «без родины» закончить свой земной путь далеко от дома, разделяемому с родной землей океаном. Он завещал посыпать свою могилу землей отцов. Его последняя воля была исполнена – комок земли с его родного села был привезен на его могилу.

Немецкому писателю И. Гете принадлежат такие слова: «Чужбина родиной не станет». Кто может лучше понять истинный смысл этих слов, если не те, кто волею судьбы вынуждены были покинуть отчий край, скитаться, подобно пилигримам, по чужим странам, и каждый раз возвращаться домой, словно паломники на землю обетованную.

Им было суждено потерять свою родину, чтобы обрести ее вновь. Недаром говорят, что страдание формирует личность. Ни ссылки, ни угрозы расправы, ни эмиграция, ни тяжелая судьба не сломили их – напротив, сделали сильнее любовь к своему народу, своей родине и укрепили веру в счастливое будущее.
Мы не имеем права забывать о тех, кому зима 44-го стала «белым саваном», не имеем права предать их память. Наша святая обязанность – чтить поступки наших героев, патриотов своей родины, положивших жизнь на алтарь мира и справедливости. В этом и заключается истинный патриотизм, ведь любовь к отечеству неотделима от любви ко всему миру.

Вайнах, №12, 2013г.

Мой старший брат Магомед (Мохьди) Абдулаев и троюродный брат Камалди Кадыров во дворе нашего дома в 1967 году и ровно 50 лет спустя на том же самом месте.

Уроженец исторической области Мулкъа Аргунского ущелья Дурда (сын Жиги) в середине XIX века купил землю рядом с селением Большие Варанды, заплатив 63 головы крупного рогатого скота и какое-то количество золота. Там, в 1885 году родился Абдула Дурдаев.

В 1918 году Абдула поддержал приход Советской власти и стал активным участником ее установления в Шатойском районе и в республике. Во время Гражданской войны он знакомится с известным чеченским военным и политическим деятелем Асланбеком Шериповым и становится его соратником. В отряде Шерипова принимает участие во многих сражениях и был рядом с Асланбеком, когда тот погиб в бою в 1919 году.

После окончания Гражданской войны и установления Советской власти был назначен ответственным работником Областного комитета КПСС по Шатойскому району.

21 июня 1943 года Абдула Дурдаев погиб от трусливого бандитского выстрела из кустов недалеко от села Гатен-Кале.

Абдула Дурдаев

Одним из самых известных уроженцев Шатойского (Советского) района, периода советского времени, является Абдулаев Абуязит Абдулаевич. Он родился в Шатое 25 мая 1914 года. Надо отметить, что его отец – Дурдаев Абдула, 1885 года рождения, был сторонником советской власти, воевал в Гражданскую войну вместе с Асланбеком Шериповым и погиб в 1943 году от трусливого бандитского выстрела из кустов. Младший брат Абумуслим Дурдаев был призван в Красную Армию в 1940 году, прошел Финскую войну, погиб в Великую Отечественную войну в 1942 году под городом Великие Луки.

В 1938 году Абуязит Абдулаев окончил Грозненский рабфак и начал работать журналистом республиканской газеты «Ленинец». Затем стал заведующим отделом этого издания, но вскоре был переведен ответственным редактором Шатоевской районной газеты.

В 1942 году был назначен заведующим отделом агитации и пропаганды Шатоевского райкома КПСС Чечено-Ингушской АССР. В следующем, 1943 году стал председателем Шатоевского райисполкома Чечено-Ингушской АССР, где проработал до выселения в Среднюю Азию.

Во время сталинской ссылки поменял много профессий. В Георгиевском районе Южно-Казахстанской области Казахской ССР работал бухгалтером, заведующим нефтехозяйством Казгурской МТС, бригадиром полеводческой бригады, заместителем председателя колхоза «40 лет Октября».

1957 году,  после возвращения из ссылки на родину, окончил Высшую партийную школу в Москве и работал 3-м, затем 2-м секретарем РК КПСС.

В 1959 году был назначен председателем Советского райисполкома Чечено-Ингушской АССР.

С 1962-го по 1975-й года бессменный 1-й секретарь Советского РК КПСС Чечено-Ингушской АССР.

Депутат Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР.

В 1975 году был снят с работы и исключен из рядов КПСС по обвинению в пособничестве абреку Хасухе Магомадову.

Будучи на пенсии, с 1977-го по 1992гг. работал сначала кладовщиком, затем заведующим складом в Советском РайПО Чечено-Ингушской АССР.

Награждён орденом Трудового Красного Знамени, орденом Знак Почета, медалями “За трудовую доблесть”, “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.” и многими другими.

Умер 11 июля 1999 года в г.Грозном, похоронен в Шатое.

См. Википедия

Абдула Дурдаев, участник Гражданской войны

Абуязит Абдулаев, 1961г.

Абуязит Абдулаев, г.Сочи, 1960г.

Абумуслим Дурдаев, младший брат Абуязида Абдулаева, погиб на войне в 1942г.

Абуязит Абдулаев, 1965г. Вот так выглядели в то время руководители крупных райнов.

Абуязит Абдулаев, 1973г.

Подарок от известного чеченского писателя Зайнди Муталибова.

Абуязит Абдулаев, 1973г.

XIV областная партийная конференция, г.Грозный, 1974г. Слева направо: Янгульбаев В.А., Жигалов В.И., Боков Х.Х., Семенов Н.И., Абдулаев А.А., Баматгиреев М.Ш., Беков, Керимов М.А., Дахаев Н.Д., Воронкин А.И., Кагерманов А.Д.

Абуязит Абдулаев на одном из мероприятий Советской средней школы.

Ветеран ВОВ Усам Мадаев, Абуязит Абдулаев, 3-й секретарь РК КПСС Ваха Дакалов, 1-й секретарь РК КПСС Лидия Дзейтова, 80-е годы.

5 марта 2017г. умерла моя мама Сацита Абдулаева. Не только мы – ее дети, звали ее “нана” (мама – чеч.), но также наши двоюродные и троюродные братья и сестры, и даже соседи. Потому что это был необыкновенно отзывчивый и добродушный человек, всегда готовый разделить радость или горе и придти на помощь нуждающемуся. Нана оставила о себе добрую память и любовь людей.

Дала геч дойла цунна а, массо дай-наношна а, тIехь гIур долчу вайна а.

ФОТОАЛЬБОМ

11-го ноября после кровоизлияния в мозг ушел из жизни Евгений Олегович Петров.

В середине 60-х годов прошлого века Евгений Петров вместе со своим другом Баудом Ахмадовым создали в Шатое секцию тяжелой атлетики, где впоследствии выросли мастера спорта СССР и победители крупных всероссийских и всесоюзных соревнований.

Выражаем глубокия соболезнования родным и близким Евгения Олеговича Петрова.

Похороны состоятся 13-го ноября.

Бауд Ахмадов, Руслан Гугаев, Евгений Петров, В.Ситников. Шатой, конец 60-х годов.